АПК СТАВРОПОЛЬЯ ВОЗРОЖДАЕТСЯ
ЖИТЬ, не причиняя людям боли
А память скорбной птицей летит через границу
Целебной силой полна до краев...
Он бросил вызов самому БОГУ
Объявлен Розыск
КРИМИНАЛЬНАЯ ХРОНИКА
Ожившая история на склоне Машука
Покоренный Парнас

Вернуться назад

Он бросил вызов самому БОГУ


дороги, ведущей от поселка Иноземцево в сторону

  станции Бештау, была жестоко убита пятнадцатилетняя Лена КОПЫЛОВА.

  Из приговора Железноводского городского суда Ставропольского края:

  "Признать Аминова Аскера Ибрагимовича выновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ, и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на пятнадцать лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима..."

  Она не верит в ее смерть. Не хочет, не может поверить, что ее маленькой девочки, ее ласкового котеночка больше нет. Воспаленными от нескончаемых слез глазами ищет в толпе знакомую тоненькую фигурку, шляпку, пальто. Мелькнет нечто похожее, и рвется из груди крик: "Леночка! Деточка!" Поймав на себе удивленные взгляды прохожих, спо-хватывается, закусывает в кровь большие пальцы рук. И вновь, и вновь захлестывает Вселенную уже ставшая неизбывной материнская боль: "Где ты теперь, дитя?.."

  "Трудно мне... Болит все внутри", - Любовь Николаевна инстинктивно прикладывает ладонь к области сердца.

  Тяжелый, невыносимо тяжелый разговор для нас обеих. А привел женщину в редакцию случайный разговор на улице:

  - Слышали, девочку недавно убили? Говорят, изуродована до неузнаваемости...

  - Ох, не приведи Господи! Так ведь, поди ж, из нынешних, современных была...

  И будто земля под ногами разверзлась. Как удержалась тогда, не вцепилась в плечи идущих впереди собеседниц, до сих пор удивляется. Да и что говорить? Ведь не станешь же рассказывать каждому встречному, дабы не очерняли память ребенка, какой замечательной и домашней росла ее Леночка. А судачить люди любят. Может, и не со зла, а просто по неведению, произносят страшные, горькие слова, так не соответствующие действительности.

  Она была у Любы вторым ребенком. Старшая - Ирина - уже замужем, (сама воспитывает дочурку). Обеих любит без памяти. Но Леночка - маленькая, завидным здоровьем не отличалась. Души в ней не чаяла. "А еще духовное родство у нас с ней какое-то особое чуть ли не с самого рождения было. Часу друг без друга не могли. Всюду вместе, постоянно рядом: и по дому, и у плиты. В магазин и то на пару ходили..."

  Любовь Николаевна постоянно теребит серебряное колечко с бирюзовым камушком, поглаживает его. Периодически подносит к губам, целует - память о дочери, снято уже с мертвой руки ребенка: "Связь моя с Леночкой, несет в себе ее информацию, передает ей ТУДА мои мысли..."

  "Знаете, - продолжает она после недолгой паузы, - я Лену чуть ли не до последнего времени даже в школу провожала. Сяду где-нибудь неподалеку на скамеечке и жду, пока уроки закончатся (если, конечно, работа позволяла). Сколько раз сама себе удивлялась: ведь девочка-то уже взросленькая. А она выбегает навстречу, улыбается. Обнимет, чмокнет в щеку..."

  Где бы Лена ни находилась (а особого пристрастия к компаниям или же каким бы то ни было вылазкам "в свет" у нее не было), она периодически звонила домой: "Мамуля, не волнуйся, скоро буду". А возвращалась - будто солнышко все вокруг озаряло. Мурлыча себе под нос какую-нибудь незатейливую песенку, помогала маме и бабушке, вязала, писала стихи, читала. Очень любила историю, потому среди библиотечных книжек нередко присутствовала специальная литература.

  "Она была девочкой доброй, ласковой, выросла в любви. В таких случаях человек зла не видит. Всем доверяла, всегда улыбалась. Никогда ни с кем не скандалила, ни на кого не обижалась. Я была ей не только матерью, но и подругой: всем со мной делилась, обо всем советовалась. С мальчиками Леночка не встречалась. Не успела. Были, правда, знакомые, но я обо всех знала. Пришел как-то один к нам домой, дочки не было. Перебросились с ним парой фраз. Вроде бы и ничего особенного, а не понравился он мне - с вызовом. Я поделилась с ней своим мнением. Реакция была незамедлительной: "Ну, значит, и разговаривать с ним больше не буду!" Я в этом плане была за нее спокойна - ведь знала о каждом ее шаге..."

  "Теперь я совершенно не боюсь смерти. Знаю: ТАМ встречусь со своей девочкой. Леночке без меня плохо".

  И все перечитывает Любовь Николаевна Библию, старается понять многое, вникнуть в смысл Вечного. "Бог знает, что я с ним".

  Спать она разучилась абсолютно. Не помогают ни таблетки, ни капельницы. Все кажется: вот-вот постучит дочка в дверь... А лишь сомкнет короткое забытье глаза, врывается в измученное горем сознание звонкий голос ее любимицы - не то окликающий, не то зовущий на помощь. И вскидывается она с постели: "Я здесь, доченька!" А потом, стараясь жить и ходить на работу, нет-нет, да и звонит домой. Долго слушает гудки: а вдруг Лена снимет трубку, откликнется. Но она молчит...

  Ее хоронили в подвенечном платье. Белье, туфельки - все как положено. Только фатой до самых плеч укрыта.

  Сначала он изо всей силы ударил Лену кулаком в лицо...

  - Мамочка, покачай меня, - девочка ласково трется щекой о щеку матери, игриво осыпает ее лицо поцелуями.
- Леночка, ты же уже большая...

  - Ну что ты, мамуль, я у тебя еще совсем маленькая...

  И усаживает Люба дочь на колени, с нескрываемой нежностью прижимает ее к себе, ласково похлопывает по спине. И, раскачиваясь из стороны в сторону, как в детстве, поет ей колыбельную: "Бай-бай, баю-бай, спи, дочурка, засыпай..."

  Затем поднял с земли увесистую деревянную палку. Бил по лицу, животу...

- Мамочка, пойдем я что-то тебе покажу...

  Лена с порога тянет мать в комнату. Подводит к серванту:
- Гляди!

  Его дверцы могут заменить зеркало. Сверкает хрустальными и стеклянными гранями посуда. Все расставлено по-иному, скомпановано в оригинальные дизайнерские островки фантазии...
Люба одобрительно кивает головой:
- Умница!
- Ну вот, а ты меня не хвалишь...

  А в ванной комнате деловито жужжит стиральная машина, полощется на ветру тщательно развешанное белье.
- Мамуль, давай ужинать. Я уже все разогрела...

  Удар, еще удар... Крошатся кости лицевого скелета, выбиты зубы, сломана челюсть, в области переносицы - зияющая кровавая рана. Разрыв тканей печени...

- Мамочка, я так хочу быть красивой!

  В последнее время Лена частенько захаживала к знакомым в парикмахерскую. Скрупулезно заносила в тетрадку правила ухода за волосами, лицом, ногтями...

  А потом он стал душить ее веревкой. Механическая асфиксия оборвала жизнь девочки.

  - Мамочка, я так тебя люблю! Ты у меня самая хорошая, самая добрая, самая красивая...

  Убедившись, что жертва скончалась, он отнес ее в глубь леса и скрылся с места преступления...

  Люба поседела в течение нескольких часов. Уже после похорон подруги срезали матово-белые пряди, покрасили. Сейчас у нее стрижка "под мальчика"...

  В тот роковой день в семье Копыловых беды ничего не предвещало. Каждый занимался своими делами: бабушка возилась на кухне, Лена убирала, Любовь Николаевна возвратилась с работы. "В шесть часов вечера раздался телефонный звонок, - вспоминает она. - Это был знакомый дочери - Аскер. (Они знали друг друга около года - Аминовы жили неподалеку. Но никогда в качестве парня с девушкой дети не встречались). Как рассказала мне Лена, он предложил ей вместе с подругой Катей приехать в "Армагеддон" - у него вроде бы были проводы в армию. "Как? - удивилась она. - Ведь у тебя же отсрочка?" - "Не прокатило! Собирайтесь".

  Девочки взяли с собой еще одного знакомого - Сашу - и уехали.

  "Смотри, дочка, до десяти, не позже!" - еще несколько раз повторила Любовь Николаевна у порога. "Конечно, мамочка!"

  Где-то в 21.30 они вернулись: "Мам, ты представляешь, а ведь он обманул: никаких проводов у него нет. Подошли к кафе, Аскера не было. Ждали, ждали. Я сбегала в "Армагеддон". Его и там никто не видел. Развернулись и ушли. Проводили сначала Катю, потом зашли к Аскеру домой. Там тоже удивились: "Какие проводы? Да у него и денег-то ни копейки нет!"

  "Слава Богу, дома" - вздохнула тогда с облегчением Люба (материнское сердце вещало недоброе). Сели ужинать, как всегда обсуждали события дня. И вдруг - опять звонок. Он якобы хотел ей что-то объяснить.Сказал, что сейчас подъедет. "Не беспокойся, уже поздно, никуда я не пойду, - успокаивала Лена. - Поговорим у подъезда минут десять и все".

  Любовь Николаевна то и дело выглядывала в окно. Видела стоящую неподалеку машину, слышала голоса. А потом завелся мотор...

  Время тянулось издеватель-ски медленно. 11 вечера, 12... Час ночи... Аскер позвонил в начале второго.
- Теть Люб, можно мы еще немножко посидим?

  - Немедленно домой, - ее голос срывался от волнения и почти переходил на крик. - Иначе я тебя просто на куски разорву!

  Надеялась, раз так строго ответила, сейчас приедут. В третьем часу она уже сама мчалась на такси в Иноземцево. В кафе было почти пусто. Кого могла, расспросила: "Не видели таких-то?" Люди пожимали плечами. Заспешила обратно: "А вдруг Леночка уже дома?"

  Но ее не было. И каких-либо весточек тоже. Зная обязательность дочери, Люба холодела от ужаса. И как только до утра дожила?! Хотя и нереально дикой была определенная в таких случаях мысль, но она уже и за нее хваталась как за соломинку: все-таки дочь не одна, с Аскером.

  Чуть рассвело, подняла тревогу. Выяснилось: его тоже нет дома. День... Два... Когда появился, она уже с трудом смогла задать один единственный вопрос: "Где Лена?"

  Оказалось, Аскер не знает. И вообще, он ее не видел и с ней не был. А девочке звонил якобы кто-то другой, но его голосом.

  "Я что - слепая и глухая?" - задохнулась от ужаса и осознания неминуемой беды Любовь Николаевна. Аскера забрали в милицию. "Там он рассказал, что отдал мою дочь за долги - поразвлечься. Можете себе представить, что я испытывала?! Так и видела ее прикованной, избитой, поруганной. И такой беспомощной. Больше суток он водил нас по Быкогорке, дачам. А потом признался: "Я ее убил."

  Дальнейшие события она почти не помнит. Очнулась, лишь когда Леночку привезли домой. Ребенка узнать было трудно...
Судмедэкспертиза установила невинность девочки...

  "На суде Аминова защищал частный адвокат, кстати, весь процесс то ли демонстративно, то ли привычно жующий жвачку, - продолжает Любовь Николаевна. - Игнорируя отсутствие обстоятельств, смягчающих вину подсудимого, он все взывал (но, слава Богу, тщетно) к председательствующему судье и народным заседателям мотивировать действия Аскера состоянием аффекта. А мать убийцы, глядя на меня с нескрываемой ненавистью, произнесла: "Вы не представляете, как тяжело он мне дался!"

  И это при том, что за все время с момента трагедии она ни разу не появилась у меня, не сочла возможным встретиться хотя бы для того, чтобы просто сказать: "Я этому сына не учила. Простите меня!" Безусловно, содеянное не подлежит какому бы то ни было прощению. Но ведь даже звери и те не всегда бывают просто животными".

  Трудно дался? А какой ребенок дается легко? И чем больше зерен любви, терпения и мудрости брошено в ту восприимчивую почву, что зовется воспитанием, тем благополучнее ребенок.

  Лена верила в Бога. В своих бесхитростных детских молитвах она просила благополучия и счастья, прежде всего, маме, всем родным и близким.

  А себе - силы и твердости духа, чтобы вынести все испытания, которых девочке, несмотря на юный возраст, хватило с лихвой: несколько сложнейших операций по поводу сосудистого заболевания головного мозга. И каждый раз далеко не со 100-процентной гарантией благополучного исхода. Лена это знала, и всякий раз перед тем, как отправиться в оперблок, как могла успокаивала и подбадривала маму, которая потом, отыскав первый попавшийся укромный уголок, падала на колени и молила Господа сохранить ей дочь.

  И Леночка справилась: она сама и ее организм отчаянно боролись за жизнь. А когда все наконец и бесповоротно осталось позади, в ее судьбе случился Аскер. И он бросил вызов самому Богу...

  Лена теперь приходит к маме только во сне. И все спешит Любовь Николаевна на вещевой рынок: девочке надо обнову купить. Выбирает розовые, бирюзовые, бежевые брючные комплекты. "Примерь, доченька! Не понравится этот, надень другой. Смотри, сколько я их тебе принесла!"

  Или же сидит у гроба дочери, прикрыв ладонью длинные холодные пальчики. И вдруг Лена встает, кладет руки Любе на плечи: "Мамочка!" И не страх охватывает ее, а радость, да такая, что сердце заходится, а наряду с ней - удивление: "Леночка, ты же умерла..." А еще будто глыба каменная к земле придавливает: что же это Ленины ручки такими тяжелыми стали? И подхватывает она дочь, и бежит с ней по ночным улицам города, не разбирая дороги, руководствуясь лишь одним безумным желанием: спрятать ребенка, уберечь от глаз людских, чтобы не отобрали, не разлучили еще раз...

Ирина ГОРЮНОВА.


 
Газета Курортный край г. Железноводск 2001-2003 гг.